Сталин — человек 1939 и 1942 годов, по номинации журнала TIME. 50 лет без Сталина — большой срок. Для отдельного человека — целая жизнь. А для истории — короткий отрезок. В среднем — большой срок. Как раз два сталинских по 25 лет.

О Сталине мудром написаны горы, Монбланы и даже Эвересты. И боготворящие его были, есть и будут. С течением времени даже больше, чем раньше и теперь. Загадка истории.

Я не буду увеличивать высоту Эвереста. В основном приведу истории малоизвестные, но очень показательные. Как показательные сталинские процессы.

Начинал Сталин скромно. В самом начале 20-х годов он еще не считался вождем и даже в широких партийных массах его имя было не известно. Джон Рид в своих «Десять дней, которые потрясли мир» ни разу не упоминает Сталина (кроме списка наркомов, где тот значился на последнем месте)! Джон Рид явно просчитался: мир трясся от большевистского напора не 10 дней, а 70 лет!

Функционеры, конечно, Сталина знали: все-таки нарком по делам национальностей и глава рабоче-крестьянской инспекции (Рабкрина), что приравнивалось к посту наркома. Сталин гениальным нюхом аппаратчика учуял, что два его наркомовских поста ничто по сравнению с одним постом секретаря. У партии и раньше были секретари, точнее, секретарши. Секретарем заграничного бюро ЦК была Крупская, секретарем российского бюро Стасова. Это именно ее Сталин прочил во вдову Ленину, сказав: «Передайте этой дуре (Крупской), что если она будет себя неправильно вести, мы подберем товарищу Ленину другую вдову, например, Стасову».

Обязанность секретарей — готовить документы для вождей. Когда государственная власть была захвачена большевиками, то в подготовку документов на утверждение в Политбюро входила и обязанность готовить так называемые объективки, то есть анкетные данные на людей, предназначенных для выдвижения на высокие посты. Так как кадровые вопросы — это не женское дело, то в начале 1919 года был создан секретариат (всего из трех человек) из мужчин. Возглавлял его тогда Свердлов, который занимался этим между прочим (остальные два — Крестинский и Серебряков), да и то недолго, ибо уже в марте того же года простудился и умер. Затем еще три года такой замечательный аппарат как секретариат (уже из пяти человек) оставался как бы бесхозным, пока Сталин не присмотрел его для себя. Он верно подметил, что вождям недосуг заниматься всякой мелочевкой и предложил себя (3 апреля 1922 года) на должность секретаря, отдав взамен два наркомовских поста.

Это была золотая жила! Вот только попросил называть себя товарищ Сталин не просто секретарем, а генеральным секретарем, чем вызвал печальную улыбку у вождей: что с этого Кобы возьмешь, недалекий человек, раз променял политические должности наркомов на перебирание бумажек. На заседании узкого состава ЦК никто (включая Ленина) не возразил, все проголосовали за Сталина — генерального секретаря. Радек, известный партийный деятель и журналист, мог бы пошутить по этому поводу: «Вот вам результат эволюции: птица-секретарь стала важной птицей — генеральным секретарем». Мог бы, но не пошутил, так что я это делаю за него. Радек несколько позднее пошутил иначе. Он сказал: «У нас с товарищем Сталиным расхождение по аграрному вопросу — он хочет меня видеть в сырой земле, а я его». Вышло по-сталински.

Приведу примеры (два из секретаря Сталина Бориса Бажанова, третий из Авторханова) того, как действовал Сталин в качестве политика.

Сразу же после того, как Сталин стал генеральным секретарем, он приказал одному чешскому коммунисту-телефонисту подключить на прослушивание домашние и служебные телефоны всех вождей (кроме тогда уже больного Ленина, находящегося в Горках и все равно бывшего не у дел) и дни и ночи в две трубки слушал их разговоры между собой. Потом он поражал всех своей проницательностью, используя часть информации для текущей тактической борьбы с вождями. Сначала с Троцким, объединившись с Каменевым и Зиновьевым, потом ликвидировал Каменева-Зиновьева в союзе с Рыковым, Томским, Бухариным, потом свалил Рыкова, Томского, Бухарина, опираясь на Кирова, Орджоникидзе, Кагановича, Молотова... А основную часть информации Сталин откладывал на будущее. В этом будущем не уцелел ни один (!) из тех, кого он прослушивал. Расстрелян был и коммунист-телефонист, правда не в будущем, а тогда же, в 1922 году, по завершении работы.Интересующиеся началом восхождения Сталина к власти могут многое узнать из «Воспоминаний» его секретаря Бориса Бажанова, сумевшего бежать 1-го января 1928 года в Персию, а потом в США...

Источник: Lebed.com.

Из книги Серго Берия – «Мой отец Лаврентий Берия».

[…Я застаю Сталина говорящим по телефону. То есть не говорящим, а слушающим — он держит телефонную трубку и слушает. Сталин слушает и ничего не говорит. Наконец я с удивлением замечаю, что на всех четырех телефонных аппаратах, которые стоят на столе Сталина, трубка лежит и он держит у уха трубку от какого-то непонятного и мне неизвестного телефона, шнур от которого идет почему-то в ящик сталинского стола. Я еще раз смотрю: все четыре сталинских телефона: этот — внутренний цековский для разговоров внутри ЦК; вот «Верхний Кремль» — это телефон для разговоров через коммутатор «Верхнего Кремля»; вот «Нижний Кремль» — тоже для разговоров через коммутатор «Нижнего Кремля»; по обоим этим телефонам вы можете разговаривать с очень ответственными работниками или с их семьями; Верхний- соединяет больше служебные кабинеты. Нижний — больше квартиры; соединение происходит через коммутаторы, обслуживаемые телефонистками, которые все подобраны ГПУ и служат в ГПУ.

Наконец, четвертый телефон — «вертушка». Это телефон автоматический, с очень ограниченным числом абонентов (60, потом 80, потом больше). Его завели по требованию Ленина, который находил опасным, что секретные и очень важные разговоры ведутся по телефону, который всегда может подслушать соединяющая телефонная барышня. Для разговоров исключительно между членами правительства была установлена специальная автоматическая станция без всякого обслуживания телефонистками. Таким образом, секретность важных разговоров была обеспечена.

Итак, ни по одному из этих телефонов Сталин не говорит. Мне нужно всего несколько секунд, чтобы это заметить и сообразить, что у Сталина в его письменном столе есть какая-то центральная станция, при помощи которой он может включиться и подслушать любой разговор, конечно, «вертушек». Члены правительства, говорящие по «вертушкам», все твердо уверены, что их подслушать нельзя — телефон автоматический. Говорят они поэтому совершенно откровенно, и так можно узнать все их секреты.

Сталин подымает голову и смотрит мне прямо в глаза тяжелым пристальным взглядом. Понимаю ли я, что я открыл? Конечно, понимаю, и Сталин это видит. С другой стороны, так как я вхожу к нему без доклада много раз в день, рано или поздно эту механику я должен открыть... В деле борьбы Сталина за власть этот секрет — один из самых важных: он дает Сталину возможность, подслушивая разговоры всех Троцких, Зиновьевых и Каменевых между собой, всегда быть в курсе всего, что они затевают, что они дума-ют, а это оружие колоссальной важности. Сталин среди них один зрячий, а они все слепые.

Я — член партии. Я знаю, что один член Политбюро имеет возможность шпионить за другими. Должен ли я предупредить этих остальных членов Политбюро? И, наконец, если Сталин подслушивает Зиновьева, то, может быть, Зиновьев каким-то образом в свою очередь подслушивает Сталина? Кто его знает.

Я довольно скептически отношусь к воспоминаниям Бажанова. Разумеется, я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть увиденное им в Кремле в те годы, о которых он пишет, но, уверен, Сталину все это было, уж поверьте, ни к чему. Для прослушивания существовала специальная служба. Вначале она находилась в ведении ЦК партии, а не НКВД, как принято считать. А слежка за членами правительства велась еще с времен Ленина. И это не секрет. Здесь Сталин и все последующие руководители государства ничего нового не открыли. Если помните, рассказывая о существовании подслушивающей аппаратуры в Кремле, Бажанов говорит о своем разговоре с Мехлисом, который «был в курсе». Вот еще одно подтверждение того, что занимались этим не чекисты, а партийные органы. И я уверен, что Сталину докладывали все, что его интересовало. Так что заниматься такими вещами самому Генеральному секретарю явно не было необходимости... Если говорить о законности таких действий, то известно ведь, что в те времена разрешения прокуратуры на установку подслушивающей аппаратуры не требовалось. Все делалось по указанию аппарата ЦК. Иногда эти задачи возлагались на специальные органы, но опять же по указанию ЦК. Соответствующие подразделения в состав НКВД одно время входили, но не в тот период, когда мой отец был наркомом внутренних дел. Тогда как раз они находились в ведении ЦК. Партийный аппарат ими и руководил. Сама же подслушивающая аппаратура — я ее, конечно, видел — разрабатывалась в специальных лабораториях НКВД, Наркомата связи и других ведомств. Но, вполне понятно, использовали ее и контрразведчики, и разведка. Техника, как я уже говорил, была совершенная. Не была исключением и наша семья. О том, что нас «слушают», мы отлично знали. Было это уже после войны. Знали мы из первых уст, как говорится (один из инженеров, устанавливавший в нашем доме подслушивающую систему — человек честный и порядочный, — счел нужным рассказать об этом моему отцу), и кто дал соответствующую команду... Как всегда, дирижеры сидели не на площади Дзержинского, а в ЦК. Контроль за высшим эшелоном партийный аппарат не ослаблял никогда…]

Источник: knigki.ru.